Юрий Иванов-Милюхин - Абреки Шамиля [СИ]
— Господа, вы не передумали драться? На дворе не гусарские времена, — он облизал губы, неловко одернул рукава кителя. — Да и мы не на передовой линии в каком–либо армейском полку на Кавказе, а в центре цивилизованной столицы великой империи.
— Неважно, где мы находимся, хоть в покоях Его императорского Величества, — раздул широкие ноздри щеголеватый Дроздов, противник Захара, кольнув того холодным взглядом серых глаз. — Я всегда презирал татар и выходцев из кавказского обезьянника, возомнивших себя человеками. Они должны не выпячиваться, а знать свое место.
— Господин Дроздов, студент Дарганов не татарин и не кавказец, он русский человек, — попытался образумить драчуна посредник. — Ваши националистические выходки не имеют под собой никакой почвы. Тем более, что ваш соперник императорский стипендиант, вытягивающий на медаль из драгоценного металла.
— По мне хоть на чугунную, лишь бы до своего татарского Терека донес. Если останется жив.
— А что скажете вы, господин Дарганов? — поняв бесполезность уговоров Дроздова, обернулся к нему распорядитель с удручающей улыбкой в уголках губ. В этой роли он был замечен не на одной из редких, но метких, дуэлей.
— То же самое, — сверкнул темными глазами Захар, тряхнул светлым чубом. — Давно известно, что призывать недалеких людей к благоразумию — все равно, что голыми руками вытаскивать из костра картошку. И обожжешься, и не поешь как следует, потому что не пропеченная. Это дело на любителя.
— Вам так трудно в знак примирения протянуть руку своему противнику? — не отступал посредник в жуткой церемонии. — Всего лишь один жест и дело может обернуться по другому.
— Я уже сказал, что сие занятие бесполезное, — сверкнул зрачками Захар. — Ко всему, зачинщик скандала тоже не я.
— А вы, господин Дроздов? — распорядитель обернулся в другую сторону, видимо он желал оградить себя от любых подозрений на подталкивание студентов к поединку.
— Ты зря теряешь время, — сплюнул ему под ноги обидчик. — Я не из тех, кто бросается словами.
Посредник постукал ладонями друг о друга, как бы стряхивая прилипшую к ним грязь, и объявил:
— Что же, господа, тогда попрошу выбрать пистолеты и разойтись на расстояние двадцати шагов. Таковы правила на сегодняшнюю канитель.
Первому выбирать оружие досталось Захару, он подошел к чаше фонтана, не глядя вынул из футляра, поставленного на ее край, один из пистолетов. Ощутив его тяжесть в руке, вслед за распорядителем уверенно отмерил десять шагов от центра маленькой площади, затем отступил от обозначенной черты еще дальше. Не оборачиваясь, опустил руку с начиненной свинцом смертью и принялся ждать команды. Она скоро прозвучала, потому что больше уговаривать никто никого не хотел.
— Приготовились! — подняв ладонь, крикнул распорядитель.
Захар повернулся лицом к противнику и согнул руку с пистолетом в локте, в глазах появился пронзительный огонек, тот самый, который провел его через весь горный аул, заполненный воинами ислама, когда он с батякой и Панкратом, старшим из троих братьев Даргановых вызволял младшего Петрашку. Темные зрачки словно прожигали пространство перед собой, увлекая невесомое тело только вперед. И такие сила и уверенность сквозили во всей его сухопарой фигуре, что зачинщик дуэли по ту сторону барьера невольно облизал пересохшие губы. Дроздов понял, что если у него не получится нажать на курок первым, в этот раз его песенка будет спета. Опытный дуэлянт, он вдруг ощутил, что впервые сталкивается с врагом сильнее его духом. И он запаниковал, проклиная себя за то, что раньше не сумел разглядеть мужчину в этом студентишке, приехавшем учиться в сиятельный Санкт — Петербург из одного из племен в предгорьях дикого Кавказа. Как он мог ошибиться так жестоко! Но ведь казак никогда не выказывал своей силы, он ни разу не оспорил его превосходства над курсом, вел себя как стеснительный подросток из глухой деревни, попавший сразу на именины императора Российского государства.
— Сходи–ись!..
Захар сделал пару шагов, распрямил руку и начал плавно опускать пистолет на уровень груди обидчика. До черты, которую нельзя было переходить, оставалось не меньше трех аршин и он решил прицелиться получше. Оружие было не пристрелянным, никто не ведал, в какую сторону оно направит пулю, выпущенную из него. А противника надо было уничтожить во чтобы то ни стало, слишком много успел тот нанести Захару оскорблений, не смываемых даже кровью. В том числе и в адрес его невесты, обозвав ее проститукой из захудалых европейских домов терпимости.
Он еще не дошел до запретной линии, лишь надумал примериться поточнее к расстоянию до соперника, чтобы учесть все обстоятельства и не промахнуться. Под подошвой ботинка крутнулся небольшой камень, заставивший тело отклониться в сторону и сбивший пистолет с прицела. Захар чертыхнулся, снова настроился было навести оружие на Дроздова. И тут грохнул выстрел, пуля пробила форменный китель с рубашкой и горячим поцелуем обожгла левую руку выше локтя, почти на уровне сосков. Он прозвучал в тот момент, когда его меньше всего ожидали — распорядитель не подал никакой команды, соперники не заняли места на исходной черте. Но думать об этом было уже поздно. Захар дернулся назад, по животному прислушался к себе. Ощутив лишь сильное жжение в верхней части левой руки, швырнул раскаленный взгляд на Дроздова, застывшего с дымящимся оружием на другом конце площади. Лицо у того занялось красными пятнами и пошло судорогами, он закрыл его ладонями и взвыл бродячей собакой:
— Промахну–улся–а!.. Ах, я промахну–улся–а…
Захар хищно раздул тонкие ноздри и прищурился на противника, раздавленного морально. Вид его, измазанного слезами и соплями, не вызывал жалости, лишь возникло чувство омерзения как к человеку, недавно самоуверенному, теперь же дурно пахнущему от страха за свою шкуру. Он снова поднял пистолет, покосился по сторонам, опасаясь появления фараонов. Выстрел вспугнул птиц на деревьях, он мог привлечь к месту поединка и внимание прохожих. Но граждан видно не было, так же и полицейских со свистками, больше похожими на боцманские дудки на цепях. Значит, можно было не опасаться после дуэли оказаться в каталажке, где доказывать свою правоту через прутья тюремной камеры. А потом дело покажет, как умеют держать языки за зубами участники события. Захар направил пистолет в грудь противнику, прищурил один глаз. Указательный палец придавил спусковой крючок под многогранным стволом, отливающим таким же холодным и серебристым цветом, каким блестели воды Невы всего в нескольких десятках саженей от места дуэли. Конец дула замер под выбранным местом, оставалось лишь дожать спусковой крючок. Но сделать этого не удалось, Дроздов вдруг отбросил руки от лица и упал на колени. Тот, которого за злобность натуры и беспощадность боялись все студенты, теперь вымаливал прощения у своего соперника, по его мнению обыкновенного дикаря. Так это было необычно, что рука у Захара дрогнула. Убивать признавшего свою вину врага было не в правилах мужчин, хотя тот знал, на что шел. На Кавказе терцы без сожаления рубили головы абрекам, правда, сами разбойники редко просили пощады. А если такое случалось, их все равно или убивали, или отпускали с наказом никогда больше не становиться поперек казачьего пути.
![Юрий Иванов-Милюхин - Драгоценности Парижа [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
